«Бурлаки на Волге» (1870—1873)

Тема картины «Бурлаки на Волге» во многом перекликалась с трагически скорбными строками «Размышлений у парадного подъезда» (1858) Н. А. Некрасова:

Выдь на Волгу: чей стон раздается
Над великою русской рекой?
Этот стон у нас песней зовется —
То бурлаки идут бечевой!
Волга! Волга! Весной многоводной
Ты не так заливаешь поля,
Как великою скорбью народной
Переполнилась наша земля.

Вспоминаются строки из другого некрасовского стихотворения «На Волге» (1860):

Почти пригнувшись головой
К ногам, обвитым бечевой,
Обутым в лапти, вдоль реки
Ползли гурьбою бурлаки,
И был невыносимо дик
И страшно ясен в тишине
Их мерный похоронный крик...

Вместе с тем можно утверждать, что «Бурлаки на Волге» — это не иллюстрация к стихотворениям Некрасова. Репин не только говорит о тяжкой доле бурлаков, проникается чувством любви и сострадания к русскому народу, но и верит в его богатырскую силу, которая уничтожит угнетение и социальную несправедливость. Глядя на репинских бурлаков, совсем не «слышишь» их «мерного похоронного крика».

На фоне волжских просторов, по песчаной отмели, залитой ярким солнечным светом, с трудом движется ватага бурлаков. Ширь и раздолье кругом. Свободно, тихо и плавно течет Волга. Зеркальная гладь воды сверкает и переливается светлыми красками. Природа спокойна и безмятежна. Тем невыносимее видеть, как надрываются бурлаки, тянущие нагруженную баржу.

Со всех концов России стекались на Волгу обнищавшие крестьяне, мастеровые, солдаты в надежде заработать на кусок хлеба бурлацким трудом. Словно лошади, запряженные в хомут, от зари до зари тянули они за собой тяжеленные баржи. А получали за это гроши.

Вдали виднеется дымок парохода. Паровая тяга начинает вытеснять труд бурлаков, а пока жадный хозяин вовсю использует дешевую людскую силу.

Разные и по возрасту, и по внешности, и по характеру, это люди одной судьбы, опутаны одной лямкой. В лицах одних мы видим страдание и муку, у других — уверенность в себе или ожесточенный протест. Бурлаки в основном народ все бывалый, с немалым жизненным опытом. Исключение составляет молодой парень (в центре картины) — Ларька.

Как горьковский Гаврила из рассказа «Челкаш», этот деревенский парень пошел в бурлаки с твердой уверенностью, что хорошо заработает на Волге, вернется домой с деньгами, женится и обзаведется хозяйством. Видно, совсем недавно попал он в бурлацкую артель. Его плечи не привыкли еще к лямке, лицо и грудь не покрыты загаром, как у других. Остальные, видимо, привыкли, приспособились.

На первом плане выступают могучие русские богатыри. Они — основная сила в артельном деле. Больше всех привлекает к себе внимание лицо бывшего попа-расстриги Канина, идущего впереди ватаги. Он широкоплеч, умен, смотрит на мир ироническим взглядом из-под насупленных бровей. Репин видел в Канине тип бурлака, которого долго трепала жестокая судьба, но не сломила. От Канина художник приходил в неописуемый восторг, восклицая: «Какая глубина взгляда, приподнятого к бровям, тоже стремящимся на лоб. А лоб — большой, умный, интеллигентный лоб; это не простак...» Под стать Канину наивно добродушный богатырь с курчавой шевелюрой и густой бородой; выражение его лица немного удивленное, незлобивое. В силе он не уступит Канину, тянет лямку со всей мужицкой добросовестностью. Слева от Канина — «Илька-моряк». Он больше других наклонился вперед, как вол тянет лямку. Моряк всюду перебывал, отведал жизни, прежде чем попасть в бурлацкую артель.

Высокий худой и жилистый бурлак в светлой шляпе, с коротенькой люлькой во рту, угловат, заносчив и, видимо, порядочный пройдоха: делает вид, что тянет лямку, а на самом деле нисколько не напрягается.

За Ларькой идет лысеющий старик с бородой. Наклонившись, он на ходу набивает трубочку табаком из цветастого кисета. Старик еще привычно тянет лямку, но силы уже сдают. В белой рубахе и суконных штанах, в сапогах (единственных во всей ватаге) широко ступает рыжий бурлак, по-видимому, бывший солдат. За ним шагает грек: ему бурлацкая работа явно не по нутру; он смотрит в сторону, недовольный понуканиями и криками с баржи. За греком, понуро опустив голову и руки, еле тащится бурлак в синей длинной рубахе и лаптях. Кажется, что только лямка поддерживает его безвольно поникшую фигуру: снимут лямку — и он тут же упадет...

Бурлаки тащат вверх по Волге казенную расшиву с трехцветным флагом на мачте. На расшиве два человека: один из них, видимо, хозяин, если судить по его позе и повелительному движению рук. Он за гроши нанял бурлаков и безжалостно эксплуатирует их.

Расстановка фигур бурлаков подчеркивает движение, направленное из глубины картины на зрителя, что позволяет хорошо видеть каждого из них. Солнечный колорит пейзажа контрастирует с цветовым решением бурлацкой ватаги.

«Нельзя не полюбить их, этих беззащитных, нельзя уйти, их не полюбя, — пишет Ф. М. Достоевский в «Дневнике писателя» за 1873 год.— Нельзя не подумать, что должен, действительно должен народу... Ведь эта бурлацкая «партия» будет сниться потом во сне, через пятнадцать лет вспомнится! А не были бы они так натуральны, невинны и просты — не производили бы впечатления и не составили бы такой картины...»

В. В. Стасов говорил: «Взгляните только на «Бурлаков» Репина, и вы тотчас же принуждены будете сознаться, что подобного сюжета никто не смел брать у нас и что подобной глубоко потрясающей картины из народной русской жизни вы еще не видели».

Репин называл Стасова главным глашатаем картины «Бурлаки на Волге». «Первым и самым могучим голосом был его клич на всю Россию, и этот клич услышал всяк сущий в России язык. И с него-то и началась моя слава по всей Руси великой». Этот могучий голос заглушил все высокомерно презрительные отзывы, которые сыпались в адрес «Бурлаков на Волге».